В) Противоположение общего и местного права с исторической стороны

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 124 125 126 127 

 

 При историческом рассмотрении понятий "общего" и "партикулярного" права бросается в глаза противоположность между Новым и Древним миром. В классической древности эти понятия были мало развиты, так как в Древней Греции слишком преобладала раздельность отдельных племен и государств, а в Древнем Риме, наоборот - единство целого государства. Поэтому в греческом мире мы не встречаем понятия общего права, а в Риме не видим партикулярного. В Греции могут быть констатированы только более или менее материально-сходные права отдельных племен, городов и союзов, а в Риме - с одной стороны, абсолютно-общее право города Рима, распространенное со времени Каракаллы, вместе с правом римского гражданства, на все народы, вошедшие в состав Римской Империи (это право не допускало противоречия себе местных обычаев и статутов), и с другой - особое jus italicum для Италии, единичные муниципальные законы (leges municipales), касавшиеся преимущественно управления, и незначительные обычные права мало соприкасавшихся с римской культурой провинций *(174).

 Таким образом, в древности не мог и возникнуть вопрос о противоположении общего права партикулярному, тогда как в Новое время это противоположение выступает в большей или меньшей степени развития и сознательности этого развития почти у всех народов и, полнее всего, в Германии. Объяснение этого различия между Древним и Новым миром можно видеть - по крайней мере, отчасти - в том, что европейские народы впервые сознали и поставили перед собой задачу примирить в своей государственной и общественной жизни равномерное развитие как целого политического организма, так и его отдельных частей, тогда как Древний мир не знал этой задачи и жертвовал всем или местной самостоятельности, или государственному единству. Процесс развития этого противоположения в истории европейских законодательств представляет большой интерес и служит ключом к объяснению состава этих законодательств. Но вопрос этот слишком сложен и слишком выходит из пределов общего курса гражданского права для того, чтобы мы могли проследить его хотя бы в общих чертах. Ограничимся, поэтому, несколькими замечаниями.

 Прежде всего нельзя не сказать, что отношение между общим и партикулярным правом идет в большинстве случаев параллельно с отношением между публичным и гражданским правом. Пока публичное и гражданское право не отделены друг от друга и предоставлены всем случайностям влияния местных политических условий и еще более узких союзных форм общественной жизни, - до тех пор мы видим всюду преобладание партикуляризмов на счет общего права. По мере обособления гражданского права от публичного наблюдается, напротив, постоянное усиление общего права на счет партикулярного. Таким образом, с процессом отделения гражданского права от публичного, свидетельствующим о прогрессе права, мы замечаем и постепенное накопление норм общего права, тогда как противоположный процесс усиления публичного права на счет гражданского приводит и к противоположному результату. Отсюда ставится сам собой следующий вопрос: всегда ли партикуляризмы в праве сохранять свое самостоятельное значение, или наступит время, когда они исчезнут, уступив место общности и единству, если не всех, то, по крайней мере, основных институтов права, и если не у всех народов, то, по крайней мере, у тех, которые достигают известной степени культуры? Господствующее мнение считает подобное единство в праве утопией (Монтескье, Савиньи, Лоран и др.), но некоторые юристы, как, наприм., Блунчли (Allgemeine Staatslehre), Цительман (Die Mцglichkeit eines Weltrechts, 1888), Офнер (Der Grundgedanke des Weltrechts, 1889) и другие, предвидят в будущем полную гармонию в праве и такую организацию мира, которая должна быть основана на подчинении его одному и тому же закону.

 Не берясь за решение поставленного вопроса, укажем на несомненно выступающую в истории европейских законодательств тенденцию если не к полному единообразию, то к весьма заметной общности в основных институтах как публичного, так и гражданского права. Сама эта тенденция есть результат множества исторических фактов, из числа которых можно вспомнить в области нравственных идей о христианстве, в области политических учреждений и принципов - об английской конституции и французской революции 1789 г, и в области гражданского права - о распространении римского права прежде всего в силу известной конституции Каракаллы, даровавшей римское гражданство всем подданным Римской Империи, и, затем, в силу не менее известного факта рецепции того же римского права, в большинстве европейских государств. К одному порядку явлений принадлежит и рецепция в Средние века франкского права среди большинства германских племен *(175), и распространение Саксонского и Швабского Зерцал в германских государствах XIII и XIV вв., и, наконец, в Новое время - огромное влияние, оказанное французским Code civil на новейшие законодательства обеих частей света. Сюда же можно отнести введение французских кодексов гражданского, торгового и морского права в Египте, перенесение голландского права XVIII в. в Южную Африку, усвоение себе Японией сначала английского, потом французского, а теперь и немецкого гражданского права и т. д.

 Против доказательной силы приведенных фактов возражают иногда ссылками на непрочность экзотической рецепции европейских законодательств в странах низшей культуры и на подстановку под рецепцию римского права в Зап. Европе фикции о продолжении Римской Империи *(176). Но эти возражения едва ли имеют решающее значение и, во всяком случае, недействительны против проявлений того юридического космополитизма, который находил свое выражение еще в римском jus gentium и кладет теперь свою печать на все институты права, объединяющие реальные интересы культурного мира. Наглядные выражения этого космополитизма мы видим в международных почтовых, телеграфных, телефонных, монетных и т. п. союзах, равно как и в международных договорах о транспорте товаров по железным дорогам, о защите авторского права, патентов на изобретения и т. д. Содержание этих международных союзов и договоров составляют общие для всех вступающих в них народов юридические нормы, которые регулируют однообразно всю область соответствующих им отношений и осуществляют - по крайней мере, в этой области - идеал всеобщего права.

 Все указанные явления в связи с общностью условий научного развития и методов научной работы содействуют такому общению в юридических принципах, которое получает все больше и больше значения - особенно, в настоящее время, когда местные обычаи и партикодифицированное право, основанное у культурных народов на приблизительно одних и тех же началах. Поэтому если умозаключать от прошлого к будущему, то идеал единого и общего для всех культурных народов права, различающегося только в своих подробностях, покажется нам не таким утопическим, каким он представляется большинству юристов, следующих в этом вопросе традициям исторической школы, и преувеличивающих, очевидно, значение национального момента в праве.

 Идеал, о котором идет речь, может считаться почти осуществленным даже теперь для многих отраслей права, во главе которых следует поставить торговое право. Здесь мы видим яснее, что где-либо, как, с одной стороны, развитие путей сообщения, произведенное успехами современной техники, и, с другой - сходные всюду, при известном подобии экономических условий, потребности в быстроте оборота, обеспеченности права и кредита - придают торговле все более и более международный характер. Это позволяет говорить, что торговля не имеет отечества, и приводит торговое право если не к тождественным, то к чрезвычайно сходным между собой нормам для торговых операций всех стран и всех народов. Приблизительно то же самое можно сказать о праве вексельном, морском, железнодорожном, почтовом, телеграфном, телефонном, авторском, патентном и, отчасти, новом рабочем законодательстве. Не будет ошибкой утверждать ту же тенденцию для всего гражданского права *(177), внутри институтов которого надо, однако, обратить внимание на следующее важное различие.

 Не все институты гражданского права с одинаковой скоростью принимают в себя элементы общего права: одни из них делают это легче и скорее, чем другие; одни утрачивают свои партикуляризмы, а другие удерживают их и поддаются труднее процессу обобщения. Так, наприм., институты имущественного права раньше других выделяются из публичного права и прежде всех прочих институтов права приобретают характер общности, тогда как институты семейного права сохраняют устойчивее и продолжительнее свои партикулярные черты и гораздо позже переходят к стадии общности. Далее, и в пределах институтов имущественного права замечается новое различие в степени приближения их к общности: раньше всего приобретают ее институты имущественного права, относящиеся к прижизненным сделкам, тогда как наследственное право характеризуется до сих пор партикуляризмами; институты движимых имуществ получают общность раньше, чем институты недвижимых имуществ; институты обязательного права - раньше, чем институты вещного права, и т. д.

 Более обстоятельные сведения по настоящему вопросу можно почерпнуть из курса гражданского права Дювернуа. Мы ограничимся сказанным и перейдем к обозрению противоположения между общим и местным правом в нашем законодательстве.